Казачьи сказки : «О песне легкокрылой и казаке Макаре Бесслезном»

Жил в ту пору у Тихого Дона казак Макар Бесслезный, ни молодой, ни старый, черную бородку носил да чуб казацкий. Остался казак с детства без отца, без матери, гнула его нужда в три погибели, крутила его беда мужичья, как каючок в коловороте, а никто у него слезу ни разу не видал. Назвали Макара за это Бесслезным. Может, и была у него другая фамилия, но так и остался он с этим прозвищем.

Бывало, поставит казак сети в Дону, ждет удачи рыбацкой, как ясного солнышка, а ночью налетит с моря ветер бесшабашный, засвистит, запляшет, закрутит волны на могучей реке - и снова тихо. Придет казак к Тихому Дону, глянет - ни рыбы, ни сетей. Только мокрые поплавки на легкой зыби у берега покачиваются, будто подсмеиваются. Покачает Макар головой, сдвинет густые брови, скажет:

- Эхма! Ну, ничего...

Казаку без коня, как рыбе без воды: ни туда, ни сюда. Долго Бесслезный копеечки собирал, немало мозолей на шершавых ладонях прибавилось - купил казак коня. Поставил на баз, смотрит, радуется. Конь умными глазами на нового хозяина глядит, будто спрашивает: "Ну как, заживем теперь?"

- Заживем! - смеется казак. - Здорово заживем!

Поехал как-то Макар Бесслезный на своей лодке сети ставить в Дону. Заработался, не заметил, как ночь на Дон наползла, будто шапка на глаза. "Ну что ж, - думает казак, - заночую на реке, дети дома не ждут". Привязал лодку к камышам, поужинал и спать лег.

Утром просыпается, приезжает домой, смотрит - около его дома люди стоят, головы вниз опущены, будто похоронили кого-то.

Подошел Макар к дому, шапку снял, поздоровался:

- Здоровы будьте, станичники! Чего запечалились, будто коня у вас волки съели?

Молчат станичники...

Зашел Бесслезный на баз, глянул - сердце замерло: уздечка оборвана, на земле капли крови да клочки гривы длинной - вот и все, что от доброго коня осталось, от долгой мечты казачьей.

- Волки... - глухо сказал какой-то дед.

Вытер казак шершавой ладонью вспотевший лоб, покачал головой, тихо проговорил:

- Эхма...

Потом помолчал немного и добавил:

- Ну, ничего...

И пошел к лодке сети сушить, будто ничего и не случилось.

А время над Тихим Доном плывет, как облака над землей. Не успел оглянуться Макар - уже седина в бороде появилась.

"Жениться надо, - думает казак, - а то так бобылем и состарюсь".

Приглядел он себе казачку чернобровую, надел на ноги ичитки новые, пошел к невесте. Приходит, отцу-матери поклонился и говорит:

- Когда ветер по лесу гуляет, деревья друг о друга опираются: стонут, плачут, а не падают. Один каючок на Дону зыбью перекинет, а свяжешь два рядом - буря не возьмет. Одному человеку и в хате холодно, а двум друзьям и на морозе тепло...

Помолчал немного, чубом черным встряхнул, добавил:

- Отдайте за меня Оксану. Любить буду, жалеть...

- Что ж, - отвечают отец с матерью, - казак ты, Макар, неплохой, сердце у тебя доброе. Коль дочка не против - быть свадьбе.

А Оксане Макар давно люб был. Потупила она карие очи, улыбнулась ласково и сказала:

- Я согласна, родители...

Ну много ли времени прошло, мало ли, стали Макар с Оксаной жить-поживать, радость наживать. Родилась у них дочка, красивая, как утро над Тихим Доном, веселая, как песня соловьиная, ласковая, как волна донская в тихий вечер. Радуется Макар счастью своему, не нарадуется. Седину из бороды, как сорняк, выдернул, моложе стал...

Вот поехал он как-то на ярмарку в своем каючке. Продал там осетров да сазанов, накупил дочке подарков - и назад. В небе звездочки начали загораться, месяц откуда-то выплыл. Волны ленивые о борт лодки плещутся, будто шепчут что-то. Камыши в темноте тоже разговор затеяли: "Мы, камыши, ш-ш-шум не любим...Ш-ш-шум, ш-ш-шум не любим..." Лягушка в камышах молчала-молчала, потом как закричит: "К ва-а-ам, к ва-а-ам обр-ра-щаюсь я: не кр-р-ричите! не кр-р-ричите!"

И опять тихо.

Смотрит казак на небо, прислушивается ко всему, улыбается.

За кормой светлые струйки воды мягко журчат, сонным голосом выговаривают: "Хор-р-рошо на Дону веч-чер-ром... Хор-р-рошо".

А вот и станица родная. На берегу плакучая ива листвой шелестит, где-то в саду какая-то пташка поет-распевает.

Привязал Макар лодку к деревянному мостику, вскинул на плечи переметную сумку с подарками и зашагал домой. Вдруг навстречу - мальчишка вихрастый. Хотел мимо Макара проскочить, а тот поймал его за руку и спрашивает:

- Ты чего это по ночам шляешься?

Мальчонка глаза в землю опустил, нос рукой вытер и отвечает:

- На пожаре был, дядя Макар. Ой, беда-а...

Защемило сердце Макара, будто в кулак кто его сжал.

Бросил он переметную сумку на землю и побежал к дому. Прибегает, а дома-то уже и нет. Одна труба печная торчит во дворе, да вокруг головешки догорают.

Макар туда, сюда, где, спрашивает, Оксана с дочкой? А казаки потупились, молчат. Потом вышел вперед дед старый, о палку оперся и сказал:

- Судьба твоя, Макар, такая: ты ее за рога, а она тебя - об землю... Мужайся, казак: нет больше твоей Оксаны, нету и дочки твоей любимой. Как уехал ты на ярмарку, случился пожар в твоем доме. Прибежали мы тушить, да не тут-то было: огонь лютует, будто раздувает его кто. Хотели в двери кинуться, а дом-то в это время и рухнул. Уж мы потом все разворушили, а Оксаны твоей с дочкой так и не нашли. Ох, беда...

Окинул Макар печальным взглядом пепелище, скрестил на груди руки, постоял-постоял и проговорил:

- Эхма!..

- Ты бы всплакнул маленько, казак, - сказал старый дед. - Оно, горе-то, слезу любит... Да и самому легче бы стало.

Покачал головой казак, ничего не ответил. Только дрожь пробежала по печальному лицу.

- Бесслезный ты, горемыка, - сказал дед.

А Макар склонил на грудь голову и пошел к Тихому Дону.

Сидит казак у Тихого Дона, сидит, горькую думу думает. Недолго счастье казаку улыбалось, недолго сердце казачье с радостью дружило. Черная беда налетела, завьюжила, холодом казака обдала, как в лед замуровала.

"Хоть камень на шею да в воду!" - думает Макар.

Только подумал так, смотрит - а к берегу волна бежит, пеной клокочет, брызгами шум поднимает. Ударилась о берег песчаный, что-то пророкотала и назад отхлынула. А у самых ног Макара - камень морской лежит, а к камню веревка привязана.

- Ну и ну, - проговорил казак. - Беда, видно, неплохо свое дело знает: не успел подумать, а она уже и к смерти тянет. Была бы радость человеческая так быстра на ноги.

Взял Макар камень в руки, смотрит на него, раздумывает. Черные брови хмурятся, чуб казацкий на лоб упал, на лбу холодный пот выступил.

"И жизнь не мила, - думает казак, - да и умирать не хочется, с Бедой не сразившись..."

Вдруг видит Макар - прямо над ним чайка кружится. Крылья белоснежные, на перышках звездочки поблескивают, как в ясную ночь на небе. Покружилась-покружилась да и села с ним рядышком.

Посмотрел казак на чайку, а она и говорит вдруг человеческим голосом:

- Горюешь, казак? Печалишься?

- Да, горюю, чайка быстрокрылая, - отвечает казак. - И горю моему никто не поможет...

А сам глядит в глаза птицы и думает: "Как у человека глаза. Только горя в них что-то много".

- А чего же ты не плачешь, казак, если горе твое большое? - спрашивает чайка.

- Бесслезным родился я, быстрокрылая. Сердце болит, а слез нету. Да горе в слезах и не тонет: плескается там, как рыбешка в воде. Больше слез - горю радости больше. Да и вы вот, птицы, не плачете, когда горе у вас. А чего же людям плакать?

- Птицы тоже плачут, казак, - говорит чайка. - Но вместо слез - крик у них из груди вырывается. Да редко плачут птицы, поют они больше. Каждая птица петь умеет. Только перестали люди понимать наши песни. А когда-то и сами пели.

Помолчала немного чайка, посмотрела, как тихие волны о берег плещутся, и добавила тихо:

- Умели когда-то и люди петь. А теперь тяжко им - стонут, весело - смеются.

- А как же это люди песню забыли, быстрокрылая? - спрашивает казак.

Взглянула чайка на Макара и говорит:

- Песня Легкокрылая давно на свет родилась. Летала она над Тихим Доном, над лесами зелеными, над полями широкими, летала-летала, слезы людские высушила и села на Дум-гору отдохнуть. А в Дум-горе Лихо-Мрак жил и с ним сестры его: Горе Человеческое и Беда Людская. Прослышали они, пронюхали, что у людей слез не стало. Вот Лихо-Мрак и спрашивает:

- А что это слезами пахнуть перестало, сестрицы мои славные?

- Ой, горе нам, братец! - отвечает ему Горе Человеческое. - Появилась откуда-то Песня Легкокрылая, все слезы людские высушила, силу людям на крыльях принесла, меня, Горе Человеческое, люди и вспоминать редко стали.

- Беда, беда, братец, - говорит Беда Людская. - Как появилась в краях наших Песня эта самая, мне, Беде Людской, и делать на земле почти нечего: где ни появлюсь - везде Песня. А где Песня эта треклятая- там и смех, и веселье. А меня от этого веселья корежит, как от судорог. Беда, братец мой, беда.

Говорят они это так, говорят, вдруг видят - в Дум-горе светлее стало, будто солнце туда проникло. Лихо-Мрак еще больше помрачнел, грозный стал, как туча грозовая. А Беда Людская и Горе Человеческое закричали в один голос:

- Песня это, братец, Песня! От нее везде светлее становится...

Зарычал тут Лихо-Мрак, руками замахал, брови-тучи нахмурил, из глаз ночь черная выползла. Подкрался он к Песне Легкокрылой, схватил ее и в клетку бросил. Так с тех пор и томится Песня Легкокрылая в неволе, а люди опять слезы лить начали. Птицы летают над Дум-горой, с Песней перекликаются, уму-разуму у нее учатся, а как людей снова песне выучить - только Песня Легкокрылая знает.

Взмахнула чайка крыльями, взвилась в воздух и крикнула :

- Иди, казак, к Дум-гope, бейся с Лихо-Мраком, Песню из неволи освобождай! Песню освободишь - жизнь легче будет...

Потом покружилась над казаком и добавила:

- А может, и счастье свое найдешь!

Проводил казак взглядом быстрокрылую чайку, посмотрел, как маленькие звездочки поблескивают у нее на крылышках, поднял камень над головой и бросил его в воду.

А чайка все выше и выше улетает, вот-вот скроется в поднебесье. Слышит Макар Бесслезный - кричит чайка:

- А путь к Дум-гope Горный Орел тебе покажет, казак...

И пошел казак к Дум-rope с Лихо-Мраком биться, Песню Легкокрылую из неволи вызволять.

День идет, ночь идет, с дороги собьется, смотрит - в вышине Горный Орел парит, могучими крыльями воздух рассекает, орлиной головой путь казаку указывает, будто говорит: "Иди, казак, там вон Лихо-Мрак Песню в неволе держит". И опять идет казак, в одной руке шашку острую несет, другой пику казачью поддерживает.

Шел он так, шел, притомился, сел отдохнуть. Глядь - из-под камня светлый ручеек бежит, веселым журчанием казака к себе манит: "Наклонись, казак, выпей водицы студеной". Снял шапку Макар, чуб назад откинул, наклонился к ручейку, напился и прилег на землю. Хотел было вздремнуть немножко, вдруг видит - ползет к нему уж болотный, ползет, на Макара глазками маленькими смотрит, сказать что-то хочет. Приподнял голову Макар, глядит на ужа, а тот говорит человеческим голосом:

- Не с-с-спи, казак, не с-с-спи... Прослышала сестра Лихо-Мрака, Горе Человеческое, что идешь ты Песню из неволи освобождать, рассердилась и спешит сюда, извести тебя хочет. Коль уснешь ты, казак, обрызгает тебя Горе Человеческое слезами - ослабнешь ты. Даст тебе сестра Лихо-Мрака слез напиться - сам в слезы превратишься.

Не с-с-спи, казак, не с-с-спи.

Погладил Макар ужа по спинке и отвечает:

- Не раз меня Горе Человеческое слезами обдавало, словно волнами, а не ослаб я пока, друг мой любезный. Бесслезный я, не пристают ко мне слезы. А вот пить я их не стану, спасибо тебе, что предупредил. Не обманет теперь казака Горе Человеческое.

Положил Макар под голову шашку свою да пику, закрыл глаза и уснул.

Уж болотный в траву уполз потихоньку. А Горе Человеческое уже тут как тут. Спешит к казаку. Седые космы на голове шевелятся, к спине кувшин глиняный веревками привязан, а в кувшине слезы людские плескаются. На ногах у Горя башмаки из кошачьих шкур: идет Горе тихо, не услышишь.

Вот подходит Горе Человеческое к казаку, кувшин со слезами от спины отвязывает и шепчет:

- Слезы соленые, слезы горькие, лейтесь на казака, отнимайте его силы, расслабляйте его сердце. Тоска-кручина, слеза-сиротина, горе-паутина, с казаком сроднитесь, казака в полон возьмите.

Пошептала так старуха, Горе Человеческое, в горсть слез набрала из кувшина и плеснула казаку в лицо. Открыл Макар глаза, посмотрел на Горе и говорит:

- Ну, вот и отдохнул я. Пора и в путь-дорожку собираться. А ты чего это, старуха, забрела сюда?

А Горе Человеческое смеется:

- Куда тебе, казак, в путь собираться, когда ты и руки не поднимешь. Был ты казаком, а слезами людскими я тебя побрызгала - сам слезой стал. Возвращайся-ка ты домой, поплачь-погорюй, потом уж и разговаривать будем.

Макар чубом встряхнул и говорит:

- Дай-ка, старуха, водицы попить из твоего кувшинчика. Что-то во рту пересохло.

- Попей, попей, казак, - обрадовалась старая. - Мне не жалко.

Подает она Макару слезы человеческие, а сама думает: "Пей, казак, пей слезы людские, совсем тряпкой станешь".

Взял Макар кувшин, перевернул его вверх дном и вылил слезы людские на землю. Старуху от этого даже в жар бросило.

А Макар говорит:

- Был бы я не бесслезный, может, и одолела бы ты меня, старая. Да слезы не по мне: сердце у меня твердое, руки крепкие. Иду я с Лихо-Мраком биться, Песню Легкокрылую из неволи вызволять на радость людям. С тобой, Горе Человеческое, сейчас недосуг возиться, а придет время - и за тебя возьмусь. Геть с дороги, ведьма старая!

Схватил казак свою шашку, взмахнул ею - Горе как ветром сдуло. Поглядел Макар вверх, а там уже Горный Орел парит, могучими крыльями воздух рассекает, гордой головой показывает: "Иди, казак, поспешай, вон там Лихо-Мрак Песню в неволе держит".

И опять идет казак через поля широкие, через леса зеленые. Жаворонки в небе трелью заливаются, в высокой траве кузнечики весело стрекочут, в степи суслики свистят-посвистывают.

Откуда-то стайка скворцов примчалась, веселым хороводом над Макаром Бесслезным закружилась, закричала:

- С-с-ско-р-р-рей, с-с-ско-р-р-рей, казак! Скор-р-р-рей Песню Легкокрылую выручай!

Медведь из лесу вышел, на задние лапы встал, да как рявкнет:

- Здравствуй, Макар! Куда путь держишь?

- С Лихо-Мраком биться, - отвечает казак. - Песню из неволи выручать.

- До-о-обре, до-о-обре! - говорит Мишка. - Худо будет - кликни, помогу. Я с Лихо-Мраком давно драться собираюсь.

А тем временем Горе Человеческое пришло к Дум-горе, застонало-закричало, правой рукой взмахнуло - отвалилась каменная глыба от горы. Вошло Горе в Дум-гору, левой рукой взмахнуло -снова глыба на место стала.

Лихо-Мрак увидел сестру, спрашивает:

- Ну как, сестрица моя милая, Горе мое славное, справилась ты с казаком донским, что сюда идет?

- Ох, горе, братец, - отвечает Горе. - Я ведь слезами сильна только, а казак тот - бесслезный. Слезами людскими я его обрызгала - он еще лютее стал. Хотела из кувшинчика напоить, да вылил он мои слезы на землю, а я без них, как без рук да без ног. Горе, братец, горе. Пусть сестрица моя, Беда Людская, идет навстречу казаку.

Может, согнет она его в бараний рог, скрутит его окаянного.

Тут Беда Людская подходит к Лихо-Мраку, кланяется ему и говорит:

- Дозволь, братец, в путь отправиться. Согну я казака так, что не разогнется. В три погибели согну, слезы лить заставлю, хоть и бесслезный он.

- Иди, - прорычал Лихо-Мрак, - да с пустыми руками не возвращайся. Не согнешь казака - на себя пеняй!

- Согну, согну, братец...

Вот вышла Беда Людская из Дум-горы и поплелась навстречу Макару Бесслезному. Идет, палкой о землю постукивает, злыми глазами вокруг посматривает. Сама почти до земли согнута, на спине - горб, босые ноги изодраны, вместо платья - дерюга на ней рваная.

Шла-шла Беда Людская, видит - человек землю пашет. Запрягся он в деревянную соху, тянет ее, потом обливается, сам себя погоняет:

- Но, но, Степан, пошевеливайся... Солнышко скоро сядет, а ты две борозды только сделал. Но, Степан, пошевеливайся...

Беда за бугорок присела, смеется:

- Это мой... мой человечишко. Вот тут-то и подожду я Макара. Казак он такой, что мимо не пройдет: "Давай, скажет, помогу тебе, Степан". А я его и согну.

Только подумала так Беда, смотрит, а казак уже к Степану подходит. Подошел, шашку и пику на землю положил и говорит:

- Здорово, станичник! Ты бы отдохнул немного, вон как пот с тебя льется.

А Степан отвечает:

- Рад бы отдохнуть, да отдых землю не вспашет. И соха у меня чужая, завтра хозяину отдавать надо.

Сказал так и опять за соху взялся. Протащил пять шагов, а тут камень под соху попался. Напрягся Степан, жилы на руках вздулись, глаза кровью налились. "Но, Степан!" - кричит, а сам уже на землю опускается, стонет:

- Нету силушки моей, казак. Все нутро себе порвал.

- Эх, беда! - отвечает казак.

А Беда Людская за бугорком сидит, костлявые руки потирает, улыбается:

- Ха-ха... Разве же это беда? Это полбеды только...

Снял с себя казак рубашку, поплевал на руки и говорит:

- Дай-ка помогу тебе, станичник, а ты посиди пока, воздухом подыши.

Начал пахать Макар - только комья летят. Пот с него градом льется, а он тащит соху, чубом потряхивает.

Солнышко еще за холмом зеленым не спряталось, а Макар полоску кончает. Смотрит на Степана, а Степан от радости чуть не плачет.

- Спасибо тебе, казак, - говорит, - выручил ты меня. Четверо детишек у меня мал мала меньше, голодно. Теперь вот посею, хлебушек будет.

Беда Людская сидит, к разговору прислушивается, злится на казака. Потом палкой взмахнула, откуда ни возьмись - табун лошадей: вихрем налетел, землю затоптал, Макар и Степан едва живыми остались. Беда Людская опять палкой взмахнула - коней как не бывало.

Посмотрел Степан на свою полоску и заплакал:

- Видно, не судьба, казак, не даст мне больше соху хозяин. Пропадать мне...

А Макар взглянул на вытоптанную землю, встряхнул чубом и говорит:

- Ничего, станичник, снова сделаем. Впрягся в соху и пошел. Солнышко за холмом скрылось, Макар пахать кончил. Подошел к Степану и говорит:

- Сей, станичник, хлебушек, дети сыты будут. Прошевай на том.

Взял шашку да пику, посмотрел вверх, а Горный Орел тут как тут:

- Поспешай, казак, выручай Песню Легкокрылую.

И опять идет казак к Дум-гope. А Беда Людская стороной обогнала Макара, в Дум-гopy пробралась, подошла к Лихо-Мраку и говорит:

- Беда, братец. Не согнуть мне этого казака, сила в нем большая, сердце крепкое. Пыталась я работой его извести, да куда там! Идет он сюда, уже близко от Дум-горы. Придется тебе, братец, самому с ним сцепиться.

- Эх, бабы вы глупые! - рассердился Лихо-Мрак. - Одного человечишку вдвоем не одолеете. Дряхлые вы стали. Только охать да стонать и умеете.

Беда Людская и Горе Человеческое стоят, головы вниз опустили, молчат. Да и что скажешь: бывало, Горе Человеческое выйдет из своей берлоги - за день полный кувшин слез насобирает, Беда Людская выползет из горы - люди по всему краю стонут. А вот пришло время - одного казака вдвоем не изведут. Не те уже люди стали, начали они спины свои разгибать, думать, как бы с плеч своих Беду Людскую да Горе Человеческое сбросить.

Вдруг слышит Лихо-Мрак, кричит кто-то у Дум-горы:

- Эй, Лихо дьявольское, Мрак ночной, выползай из своей норы на свет божий, драться будем!

Задрожало Горе Человеческое, заголосила Беда Людская :

- Ой, пришел, братец! Казак Бесслезный это... Горе нам, беда...

А Лихо-Мрак в ладоши хлопнул, ногой о камень стукнул, заревел, закричал на всю Дум-гору:

- Эй, хищники ночные, нечисть полуночная, слетайтесь сюда с казаком драться, Мрак от света защищать!

Захлопали крылья, засвистел воздух вокруг, засверкали в темноте хищные глаза. Налетели мыши летучие, совы с кривыми клювами, филины, жуки ночные. Ветер в Дум-гope поднялся, как от бури. Хлопнул в ладоши Лихо-Мрак, на камни плюнул - открылась Дум-гора. Вышел он оттуда, посмотрел вокруг, увидел казака и говорит:

- Эй, заморыш человеческий, зачем пожаловал в царство мое? Ведомо ли тебе, что от одного духа моего от тебя и мокрого места не останется? Знаешь ли силу мою могучую?

Глянул казак в глаза Лихо-Мраку и отвечает:

- Ты, Лихо дьявольское, Мрак ночной, силой своей не хвались, силу свою в бою покажешь. А хочешь, чтоб голова на плечах осталась, - выпускай Песню Легкокрылую на волю, пусть летает людям на радость, тебе, Мраку, на печаль. Не выпустишь - на себя пеняй.

Подбоченился Лихо-Мрак, ногу вперед выставил, сам черный весь, на шее ожерелье из костей человеческих гулко побрякивает, на голове вместо шапки - череп человеческий, нос крючком, уши до плеч, а в ушах серьги костяные висят.

Нахмурил он тучи-брови - из глаз его ночь черная выползла.

- Ну-ка, нечисть полуночная, - крикнул Лихо-Мрак, - выклюйте глаза у заморыша человеческого, посмотрим, до Песни ли ему будет.

Налетели на казака хищники целой стаей, крыльями его бьют, норовят клювами до глаз добраться. Схватил казак шашку, левой рукой глаза закрыл и давай рубить нечисть. Взмахнет раз шашкой - перья по воздуху летят, головы птичьи вниз падают, кровь ручьем на землю льется. Взмахнет другой раз - кричат совы, плачут филины, пищат мыши летучие, жужжат-стонут жуки ночные. Налетают на казака хищники, как тучи грозовые, а Макар взмахивает своей шашкой да приговаривает:

- Эхма, много нечисти собралось, да ничего, справлюсь.

Вдруг, откуда ни возьмись, налетела на Макара Черная Птица, каждое крыло - в рост человеческий, когти, как пики, острые, клюв, как железо, крепкий. Ударила черным крылом казака по голове, у Макара в глазах потемнело; клюнула железным клювом в голову, у казака шашка из рук выпала, острыми когтями в грудь впилась, брызнула горячая кровь из груди, зашатался Макар Бесслезный, падать начал. А Черная Птица когти разжала, взлетела вверх и кричит:

- Прощайся с жизнью, заморыш человеческий, конец пришел тебе!

И опять хочет ринуться на казака, разорвать его, заклевать да мясом человеческим полакомиться.

Хотел Макар пику свою взять, чтобы отбиться от Черной Птицы, да силы оставили его, дрожит рука казачья. Закрыл он глаза и молвил:

- Эх, не довелось мне Песню Легкокрылую из неволи освободить, не довелось радость человеческую на волю выпустить...

Вдруг задрожал воздух, ветерок Макару в лицо повеял, открыл он глаза, самому себе не верит: как пуля, мелькнул в воздухе Горный Орел, что путь ему к Дум-горе указывал, вся нечисть полуночная разлетелась от страха, Птица Черная прокричала что-то и тоже за Дум-горой скрылась. А Горный Орел сел на землю рядом с Макаром, взял в клюв пику и шашку казачью, вложил их в руки Макара и снова кверху взвился.

Оперся Макар о пику, шашку в руке держит, ждет. А Лихо-Мрак идет уже к нему, в руках у него тоже шашка блестит.

- Ну, заморыш человеческий, - говорит Лихо-Мрак, - хоть и помог тебе Горный Орел от Черной Птицы избавиться, да вижу, сил у тебя уже немного осталось. Теперь-то я с тобой посчитаюсь. Песню ты хотел увидать, а увидишь могилу свою. Не видать тебе больше света белого, коль Лихо-Мраку, Горю Человеческому да Беде Людской кланяться не хочешь.

Чувствует Макар - не справиться ему с Лихо-Мраком, нет у него больше силы богатырской, отняла ее Черная Птица.

И вдруг слышит Макар - дивный голос из Дум-горы несется. Плывет по воздуху, как челн по ласковым волнам, льется-разливается, будто Тихий Дон в половодье. Вокруг Лихо-Мрака ночь рассеивается, светлее становится. Чувствует казак, как силой богатырской руки наливаются, чувствует, что твердо теперь шашку в руке держит. А дивный голос льется из Дум-горы, то грозный, как ураган на море, то звонкий, как песня соловьиная, то ласковый, как тихий шепот волн. Никогда не слыхал Макар Песни, а понял: она это, Песня Легкокрылая! От нее дышится свободнее, от нее силы прибавляются. И крикнул казак боевой клич Лиху дьявольскому, Мраку ночному:

- Не кланяться пришел я тебе, Мрак ночной, а биться с тобой не на жизнь, а на смерть, до твоей погибели!

Сошлись они у Дум-горы, взмахнули шашками острыми и начали биться. Час бьются, два, вот уже Макар Бесслезный теснит грудью своей Лихо-Мрака, одолеет скоро врага ненавистного. Заскрежетал зубами Лихо-Мрак, зарычал, тучи-брови нахмурил - снова вокруг свет померк. Тяжело стало Макару Бесслезному в темноте биться. А Лихо-Мрак улыбается, радуется...

Но тут Песня Легкокрылая опять звонким голосом залилась. Плывут дивные звуки по воздуху, рассеивается мрак кругом, будто туман от ветра. А Песня Легкокрылая все громче и громче поет. Вот уж и совсем светло стало.

Задрожал Лихо-Мрак, чуя гибель свою.

Взмахнул казак шашкой, блеснула сталь в воздухе - и покатилась страшная голова Лихо-Мрака по земле. Поднял Макар голову Лихо-Мрака на пику и пошел Песню Легкокрылую из неволи освобождать.

Идет казак, глыбы каменные перед ним рушатся, в стороны отваливаются, дорогу дают. Вот и пещера темная, жилье Лихо-Мрака. Идет по ней Макар, вдруг слышит - стонет кто-то, глухим голосом имя его произносит: "Макар, Макарушка..." Оглянулся Макар и замер: к каменной стене Оксана его прикована, а рядом с нею дочка его любимая на камне сидит, плачет тихонько. Бросился казак к дочке, схватил ее на руки, к груди прижимает, радуется. Потом разрубил оковы, которыми Оксана к стене прикована была, обнял ее и спрашивает:

- Кто приковал тебя, жена моя милая, к стене этой? Как попала ты сюда, в берлогу эту?

- Лихо-Мрак притащил нас сюда, Макарушка, - отвечает Оксана. - За то, что бесслезный ты, за то, что Горю Человеческому да Беде Людской не кланялся...

- А где же Песня Легкокрылая? - спрашивает Макар. - Где она, радость человеческая?

- Не здесь она, Макарушка, - отвечает Оксана. - Поднимись на вершину Дум-горы, там клетка каменная стоит, и в клетке той - она, радость наша.

Поднялся Макар на Дум-ropy, видит - стоит клетка каменная, вокруг нее свет яркий сияет, словно золотые лучи солнечные.

Подошел Макар к клетке каменной, сорвал замок, распахнул дверцы и почувствовал вдруг, как теплым ветерком из клетки повеяло, а кругом еще светлее стало.

И слышит вдруг казак, говорит кто-то голосом человеческим :

- Спасибо тебе, Макар Бесслезный, что из неволи меня освободил. Долго я здесь томилась, уж и света белого увидеть не надеялась. А за то, что вызволил ты из неволи меня, буду век тебе служить, веселить сердце твое храброе.

Подумал-подумал казак и отвечает Песне Легкокрылой:

- Нет, радость человеческая, не хочу, чтоб одному мне служила ты. Не стало теперь Лихо-Мрака, жизнь теперь наша другая будет. Летай ты над краем нашим привольным, летай над родиной моей свободной, неси на крыльях своих радость повсюду. Давно уже люди ждут тебя, Песня привольная. А увидишь Орла Горного - кланяйся ему от меня и от всех людей наших: он указал мне путь к тебе, Песня Легкокрылая, он помог избавиться нам от Лиха дьявольского, Мрака ночного.

Взмахнула тут крыльями Песня свободная, вылетела из Дум-горы и полетела к людям о радости петь: нет больше Лиха дьявольского, Мрака ночного, сгинули куда-то и Горе Человеческое да Беда Людская.

И летает с тех пор над Тихим Доном Песня Легкокрылая, летает, радость на своих крыльях людям разносит. Сильные крылья у нее и быстрые: вот понеслась она над зелеными станицами, всплеснулась над волнами Тихого Дона, проплыла над Волгой раздольной, звонким голосом разлилась над красавицей Невой. Летает Песня Легкокрылая над землей свободной, и где появится она, где прошумит своими крыльями, там светлее становится и радостнее.